Потные орки переминались с ноги на ногу, переглядывались, словно не понимали, что им делать. Оба начальника отчеканили новые приказы. Снова никакой реакции. Эйч Пи удалось повернуть голову настолько, чтобы увидеть, как Муссад и Азиз встали друг перед другом на расстоянии десятка сантиметров.

Муссад покраснел от злости, его огромные кулаки то сжимались, то разжимались. Он был на голову выше Азиза, и из того положения, в котором находился Эйч Пи, казался еще огромнее и отвратительнее.

Но Азиз не испугался, вместо этого он сделал еще полшага вперед, так что форменные рубашки обоих мужчин почти соприкоснулись.

В какой-то момент казалось, что они вот-вот сцепятся…

Эйч Пи и охранники, затаив дыхание, наблюдали за ними.

Затем Муссад медленно отступил на полшага назад.

Азиз снова что-то выкрикнул, на этот раз громче, а несколько секунд спустя Эйч Пи приземлился на стул, в то время как один из охранников с недовольной миной снял с него наручники.

— Рассказывайте, — кратко сказал Азиз, когда дверь камеры захлопнулась и они остались одни.

— Алло!

— Добрый вечер, друг мой. Все прошло успешно?

— Все прошло отлично, точно по плану, — но вы наверняка уже в курсе.

— Болезненно?

— Не более, чем было необходимо.

— Хорошо. А отступление?

— Тоже никаких проблем. А как дела с…

— Игроком? Пока еще рано что-либо говорить. Но я буду держать вас в курсе.

* * *

Они явились среди ночи — четыре гориллы из Гуантанамо. Как и в прошлый раз, сорвали его с кушетки, заломили ему руки за спину и надели наручники. Но на этот раз он не нашел в себе сил сопротивляться.

Он был Ник Ортон, Томас Андерсен, Чарльз Херман и так много кто еще, что сам не мог вспомнить все свои имена.

Вымышленные персонажи превращались в реальных, во всяком случае, пока они были нужны ему.

Так почему бы не Винсент Синклер?

Еще в камере ему надели на голову черный мешок, однако охранники, похоже, заметили его апатию и не потрудились связывать ему ноги. Они вели его, спотыкающегося на каждом шагу, вниз по лестнице, потом еще по одной.

Тело казалось тяжелым, как свинец.

Снова ступеньки — он оступился, и охранникам пришлось подхватить его, чтобы он не упал. Однако они не остановились, а взяли его под мышки и приподняли так, что только носки его ног касались земли. Наконец лестницы кончились.

Помещение, в котором они оказались, было большим, во всяком случае, натруженное пыхтение и стоны охранников отдавались эхом от стен. Разве в прошлый раз они шли этой дорогой?

Под мешок стал просачиваться слабый запах бензина и выхлопных газов, и тут Эйч Пи осенило. Его ведут не в камеру пыток!

В следующую секунду его приподняли, плюхнули на сиденье, и тяжелая дверь машины захлопнулась.

Визг шин, мощный рывок — и они куда-то понеслись. Эйч Пи в панике пытался заставить свой изможденный мозг воспринять новую информацию. Кто-то сидел слева от него на заднем сиденье — он ощущал слабый аромат туалетной воды; кроме того, в машине должен быть водитель.

Иными словами, в машине помимо него находилось еще как минимум два человека — может быть, даже целых три, — однако никто из них не проронил ни слова.

Куда бы они ни направлялись, шофер явно торопился. Мощный двигатель натужно гудел, а повороты выходили такими резкими, что Эйч Пи кидало из стороны в сторону на обитом кожей заднем сиденье.

Затем он услышал, как характер дороги изменился: асфальт сменился гравием. Несколько минут спустя звук почти полностью стих, машина начала взлетать и скользить вниз, что показалось ему хорошо знакомым. Живот Эйч Пи отреагировал быстрее, чем мозг, и ком в солнечном сплетении постепенно сменился тошнотой. Снова взлет, потом характерный треск песка по стеклам снаружи.

Они направляются в пустыню!

* * *

— Все образуется, вот увидишь, Бекка. Я хотел сказать, ты ведь не совершила ничего предосудительного…

Микке, сидевший рядом с ней на диване, обнял ее одной рукой, и она с трудом подавила внезапное желание оттолкнуть его руку, схватить первый попавшийся под руку тяжелый предмет и треснуть его по голове.

Все образуется, вот увидишь… Хорошо бы ей давали двадцатку каждый раз, когда кто-то произносит эти слова. Людде, Нина Брандт и еще куча других доброжелателей. Неужели это единственное, что можно сказать человеку, сидящему по уши в дерьме?

— Само собой, я не сделала ничего плохого, — прошипела она, не в силах сдержаться. — Ты что, тоже не веришь в то, что на нас напали?

— Верю, конечно же, верю, — быстро ответил он, однако она воспользовалась поводом, чтобы выпрямиться и стряхнуть с себя его руку. — Я просто хотел сказать, что скоро все пройдет и забудется…

Ребекка прервала его слова, насмешливо фыркнув.

— На это я не поставила бы и ломаного гроша. На свете есть немало людей, желающих мне навредить, и сейчас им достаточно просто промолчать и отсидеться, не рыпаясь, чтобы все произошло само собой. Глад, Мальмен, Модин и вся компания…

— Не забывай ассистента Глада…

— Берглунда? Нет, это точно не он… — Ребекка прикусила язык, однако было уже поздно.

— Почему же нет? Я имею в виду — совершенно естественно, что Глад поручает своему ассистенту всякие неприятные дела типа этого.

— Ну да, — пробормотала Ребекка и пожала плечами. Потом снова откинулась на спинку дивана, уставившись в телевизор. — Я собираюсь приготовить чай, тебе сделать? — спросила она после нескольких минут молчания куда более мягким тоном.

— Угу, — проговорил он.

Идя в кухню, она незаметно прихватила со столика в прихожей свой мобильник.

* * *

Минут пятнадцать или около того они ехали по песку. Наконец все кусочки мозаики встали на место.

Больше никаких допросов не будет.

Как и утверждал Азиз, он, Эйч Пи, ранее осужден за убийство, въехал в страну по фальшивым документам, а его связь с преступлением лежит на поверхности. Никто не верит в его невиновность, даже он сам.

За всей этой кутерьмой Эйч Пи на секунду забыл, что в стране диктатура. Бедная беспомощная западная женщина украдена и убита в пустыне — такое может отпугнуть и туристов, и инвесторов. Обойтись потерей миллионов упущенной прибыли из-за негативного имиджа. Куда лучше потихоньку прикрыть это дело и сделать вид, что ничего не было. Оставалось лишь одно — отделаться от последней «ниточки» и похоронить эту историю — в самом буквальном смысле слова — там, где она началась.